Обнажённая
«Allons, enfants de la patrie,
le jour de gloire est arrive!»
Слова Марсельезы
Ты грезилась певцам пленительной девицей,
Принцессой сказочной, волшебницей очей,
Богиней красоты, блистательной царицей,
Прекрасным призраком задумчивых ночей.
Была ты хороша, как греза, как виденье;
Была ты нам мила, как утро, как весна,
И в сердце и в мечтах царила ты одна.
И звали мы тебя в страну скорбей и муки
Упрямою мольбой рыдающих цевниц;
К тебе, к твоим стопам мы простирали руки
И падали в тоске перед тобою ниц.
Казалось нам, что ты кумир священный,
Сама любовь божественной души,
Что ты наш идеал, наш пламень вдохновенный,
Торжественный напев, раздавшийся в глуши.
И ждали мы тебя, красавица-свобода,
С улыбкой девственной и женской красотой,
«Родную нашу мать», печальницу народа,
Несущую с собой нам радость и покой.
И ты пришла; но был твой лик ужасен:
Свирепый взгляд пронзал своим лучем.
Твой образ был порочно-сладострастен,
И шла ты к нам не с миром, а с мечем.
Смеялась ты, но смех был дик и страшен:
Пред ним народ невольно трепетал;
И рушились дворцы и стены старых башен,
И яростный огонь селенья пожирал.
Но вот блеснул твой меч, зовя на пир кровавый,
И алая река по царству потекла;
А ты — но трупам шла, довольная забавой,
И к мести злую чернь манила и влекла.
На стон и вопли жертв ты отвечала смехом,
Вонзая в их тела отравленную сталь,
И радостный твой крик звучал звериным эхом,
Несущимся к толпе в бунтующую даль.
И не было тех мук, и не было тех пыток,
Которых не явил твой плотоядный ум;
Кровавую струю пила ты, как напиток,
Под дикий лязг мечей и черни буйный шум.
Горел, дымясь, пожар. Кровавой багряницей
Окутан был окрест пылавший небосклон;
Безумный зверь-народ с свободою блудницей
Злодейски пировал под вопли, плач и стон.
Кипел и рос разврат; лилась рекой сивуха,
Пленял собой толпу разнузданный эдем,
И, разжигая пыл метущегося духа,
На оргии злодейств ты отдавалась всем.
Ты лобызала чернь кровавыми губами,
Губами хищными ночного упыря;
Плясала ты канкан над мрачными гробами,
Восторги и любовь преступникам даря.
Пьяня сердца людей, маня рассудок новью,
Чудовищную страсть будя в толпе зверей,
На дьявольском пиру ты упивалась кровью,
Детей насилуя в глазах у матерей.
С проклятьем и хулой ты разрушала Храмы,
Громила алтари в кощунственном пылу
И, смрадом заглушив кадильниц фимиамы,
Топтала злой пятой священную золу.
Свистал свинец, ревел орудий грохот,
Косила смерть колосья русских нив,
И слышался везде твой кровожадный хохот
-Развратных оргий дьявольский призыв...
Струилась кровь, сливаясь в красном море;
Рубил мечем неистовый палач —
То было русское, безвыходное горе,
То был великий, всенародный плач!
Свобода, равенство и светлый лозунг братства
Насмешкой дьявольской теперь казались нам;
И сколько было в ней коварного злорадства,
Как жалки были мы, причтенные к врагам!
В дымящейся крови и в бездне преступлений,
В чаду безумств и в злобе торжества,
Постигли поздно мы весь ужас заблуждений,
Без маски увидав уродство божества.
Надежды рушились с разбитыми мечтами,
С стремленьем к истине и вечной красоте,
И правда горькая с кровавыми устами
Пред нами встала в гнусной наготе.
И в яростных устах и дьявольской улыбке,
В безумном ужасе, мы явственно прочли,
Что доверялись мы обману и ошибке
И ложною тропой к туманным целям шли.
Что на земле, увы, нет братства и свободы,
Что равенство людей — пустой, фальшивый звук,
Что вечною борьбой заражены народы,
И пьет из мухи кровь безжалостный паук.
Упала с наших глаз блаженная повязка,
Заветные мечты рассеялись, как пыль.
Как хороша была пленительная сказка,
И как страшна теперь мучительная быль!
г. Армавир 1918 г.
Бехтеев
| 